СУББОТНИК
Вика очень любила субботники. Ну, во-первых, учиться не надо. Школа всем составом, включая учителей и директрису, переодевалась в рабочее и немаркое – халаты и спортивные костюмы, и начинала радостно трудиться. Это было похоже на праздник, но еще веселее. Во-вторых, в день субботника начиналась весна. Не раньше, не позже. Вдруг на землю проливалось тепло, и начинали петь птицы, и первую мать-и-мачеху Вика тоже замечала именно в этот день. Детям разрешалось выходить на улицу без шапок, и даже без курток, и впервые после долгой зимы надевались туфли. Еще была одна причина любви к субботнику – идеологическая. Вика была пионеркой, и ей хотелось сделать как можно больше добрых дел, чтобы носить галстук с чистой совестью. Ни то, чтобы она как-то выставляла это напоказ: пионерская честь была внутри, как что-то очень личное и важное.
Пока учились в начальных классах, субботник сводился к мытью своих парт. Это было не очень интересно: Вика свою парту не пачкала, и после мытья она почти ничем не отличалась, за исключением белесых разводов от порошка. Она терла парту и с завистью смотрела на улицу. Там старшеклассники весело убирали участок. Веселья не было слышно, оно угадывалось на лицах, в беготне и баловстве. С приближением учительницы все начинали копать и грести граблями. Учительница махала руками, о чем-то кричала, иногда выхватывала лопату и делала несколько движений, по-видимому, учила, как надо.
Вике хотелось туда, на улицу, окапывать деревья, носить мусор на носилках или в ведре, делать что-то по-настоящему полезное, и чтобы было заметно. Накануне субботника в классе вывешивали картину «Ленин на субботнике», и Вика думала, что в те времена субботники были лучше, и работы было больше – восстанавливать страну из разрухи. Вот бы сейчас так! Она бы тоже, как и Ленин, взялась за самый тяжелый конец бревна… Бревен не носили, максимум на что могла рассчитывать Вика – так это на уборку мусора с участка через пару лет.
В пятом классе их наконец вывели работать на улицу. Оказалось, что окапывать деревья – трудно и нудно. Лопата подцепляла верхний ком, а вглубь идти не хотела. Тогда Вика приспособилась вставать на лопату двумя ногами и подпрыгивать. Так получалось вогнать её в землю, но вытащить с землей сил не хватало. Прибежал грозный завхоз – Александр Сергеевич по прозвищу «Пушкин», и стал орать, что она так лопату сломает, и тоже стал показывать, как надо, и приговаривал: «На штык лопаты, на штык…». Что это такое, Вика так и не поняла, копать у неё по-прежнему не получалось. Но всё равно было весело! Из репродукторов гремела музыка, мальчишки таскали друг друга на носилках, грело солнце, пахло травой и дымом от костров. К концу субботника спина ныла от усталости, на руках вскочили болезненные волдыри, и она пришла домой запыленная и счастливая – небольшая, но все же польза от её работы была.
На следующий год Вика узнала, что существует еще один объект для субботника – кладбище. Много лет назад в их школе работал какой-то очень выдающийся учитель, который погиб то ли от рук бандитов, то ли кулаков, то ли фашистов, Вика точно не знала. Родственников у него не было, и школа взяла шефство над его могилой. Во время субботника кто-то отправлялся убирать мусор и красить оградку. Викина подружка, Ольга, была выбрана в совет дружины, и вызвалась работать на важном объекте. В помощники предложила Вику и еще двух мальчишек из класса – Женьку, потому, что самый красивый, и Валерку Антонова, потому, что сильный и работать любит больше, чем учиться. Все согласились с восторгом – приключение и свобода, к тому же с пользой дела. С утра отправились в пионерскую комнату за вожатой. Но та сидела с перевязанной щекой за столом, и, судя по виду, ни на какое кладбище не собиралась:
— Зуб у меня болит. На следующей неделе сходим.
— А может мы сами?
— А что вы там сами сделаете?
— Ну, мусор сгребем и покрасим… мы справимся!
— Идите к Пушкину: если он вам краску даст, то отправляйтесь на кладбище. 6 автобус до кольца. Где могила то знаете?
— Да, нас в прошлом году водили 9 мая на возложение, и потом показывали.
— Ладно, шуруйте, — и вожатая болезненно поморщилась.
Завхоз не соглашался, говорил, что без взрослых нельзя.
— Ну, Александр Сергеевич, миленький, мы все сделаем, мы справимся. У нас Оля в совете дружины, учебный сектор, она ответственная, и мы все учимся без троек.
— «Без троек» — передразнил Пушкин, красить там надо, а не задачки решать. Ладно, идите, я через час подъеду. Грабли берите и лопату. Мусор сгрести, вынести в яму, там справа, за входом. Лопата – траву корчевать. Краску возьмите, но без меня не начинайте. Вот еще кисть, только широкая, может, поуже найду, принесу.
В автобус их не хотела пускать кондуктор: кричала, что с лопатой нельзя. Но вступился водитель:
— Да не ори ты, Любка, субботник все же!
— А что им в субботник на кладбище понадобилось?
— Мы идем могилу заслуженного учителя убирать.
В общем, доехали. Без труда нашли нужное место: могила находилась в самом начале, прямо напротив входа. Ольга прочитала вслух: «Колесников Антон Платонович. 1901-1961». Вика несколько расстроилась, увидев дату смерти: получалось, что от рук фашистов Колесников никак погибнуть не мог, и кулаки явно были не при чем. Быстро в уме вообразила себе историю с бандитами, и на том успокоилась – говорят, герой, значит герой.
Решили оставить все вещи и погулять по кладбищу. Рассматривали фотографии и высчитывали, сколько лет человек прожил.
— Смотрите, на фотографии девушка, а лет ей было 85!
— Так может у неё только одна фотография приличная за всю жизнь.
— Повесили бы неприличную…
— Дураки, на кладбище смеяться и кричать вообще нельзя.
— Скажи еще, что грех и Бог покарает.
— Бога нет, просто нельзя. Вдруг, они нас слышат. Их души…
Пацаны засмеялись, но как-то вяло, тихо.
На некоторых плитах были написаны стихи, иногда встречались высеченные рисунки: веточки, обвитые лентами, гвоздики, звезды и другие непонятные символы.
Женька нашел могилу балерины, очень старую, довоенную, с оградкой в виде бетонных столбиков с цепями. На камне была изображена девушка в пачке, с поднятыми вверх руками и склоненной головой. Вика запомнила её имя – Фаина. Прожила Фаина всего 28 лет.
— А пойдемте туда, где сейчас хоронят, — предложила Оля.
В этой части кладбища могилы были не интересные: все одинаковые, узко огороженные, но более ухоженные и кое-где с цветами и пестрыми венками. На некоторых могилах копошились люди, убирались, или просто сидели за столиками – поминали.
— Смотрите, ребенок – всего два года.
Ребенка Вике стало очень жалко. Под фотографией лежали игрушки: пластмассовый слон и машина. Вика отвернулась, чтобы не увидели её слез, уж больно этот малыш был похож на Владика, младшего любимого братишку.
Побродив, вернулись к выходу. Ольга сказала, что надо начинать работать – субботник все же. Валерка стал окапывать землю вокруг оградки, не известно зачем, просто, чтобы что-то делать. Делал он это правильно – «на штык лопаты». Женька лениво отбрасывал в сторону выкопанные сорняки. Оля с Викой по очереди сгребали листья и траву. Управились минут за 10.
— А давайте начнем красить!
— Пушкин же сказал, чтобы без него не начинали.
— А сколько его можно ждать?
Ольга поддела палкой крышку банки и осторожно, чтобы не испачкаться, открыла.
— Ой, черная! Пушкин банки перепутал.
— Не, просто взболтать надо, — Валерка опустил палку и начал перемешивать. Краска заблестела маслянистым серебром. Вика представила, как красиво будет выглядеть покрашенная оградка, и первая попыталась обмокнуть кисть в банку. Кисточка не пролезала, пришлось банку наклонить, и от этого на землю плеснула серебристую лужицу. Ольга закричала на подругу, принялась отнимать кисть, и от этого Викина рука дернулась в сторону и капли брызнули на Валерку. Он неожиданно для девчонок расхохотался и стало весело всем. Вика провела по пруту оградки, краска потекла вниз блестящим ручейком.
— Дай, я – Валерка отобрал кисть и стал мазать вверх-вниз – прут окрасился. Красить хот елось всем, по этому решили красить по одному пруту и передавать следующему. Пока один красил, остальные сидели на бортике могилы.
— А что это могила наша такая некрасивая – ни веночка, ни цветочка, вон, даже буквы еле заметные? – задумчиво проговорила Ольга. И тут же обмакнула палец в банку и провела по ложбинке первой буквы фамилии. Получилось красиво, Оля продолжила. Вика, за неимением другого занятия, тоже сунула палец в краску. Обводить буквы надо было осторожно, чтобы след от краски не растекалась за прорези на камне. Перепробовав все пальцы решили, что рисовать надо мизинцем. Краска стекала вниз тоненькими ручейками, и приходилось её постоянно стирать – в дело пошел носовой платок Вики. Девчонки были так поглощены своим новым делом, что разрешили пацанам самим красить оградку. Получалось очень даже не плохо, особенно, если смотреть издалека.
— А давай еще что-нибудь нарисуем!
— Можно, а что?
— Ну, к примеру, книгу он же учителем был.
Оля пальцем стала вырисовывать открытую книгу. Получилось похоже на самолет, который решил помахать крыльями – Вика об этом подумала, но не стала расстраивать подружке.
— Звезды на крыльях еще нарисуй, — ляпнул Женька, — а при чем тут самолет?
— Дурак, это книга! – и Оля попыталась увеличить сходство, дорисовав еще две взметнувшиеся вверх страницы. Вышел самолет с четырьмя крыльями.
— Может, лучше веточку? – Вика понимала, что рисунок не походит на те, что есть на других надгробиях.
— Рисуй ты, — Ольга, по видимому, выдохлась на книге.
Вика старательно стала вырисовывать ветку, но сделала её очень вертикальной, и стало похоже на дерево, слегка наклоненное ветром. Зато листочки получились замечательно. Книга и веточка, самолет и дерево – кто что увидит. Но, в целом, плита стала нарядной, и девчонки любовались своей работой. Хотелось рисовать еще, но рисовать было негде. Ольга подтерла брызги и ручейки от краски на плите, и принялась за бортик. Вика размазала пальцем крупную каплю на бортике, и получился завиток.
— А давай и на бортике узор нарисуем!
Девчонки поставили банку на посередине, и, обмакивая пальцы, рисовали с двух сторон узор: завиток и цветок, завиток…Цветок рисовался очень просто – вертикально, подушечкой пальца серединку, и плашмя вокруг лепестки. Напоминало хохломские узоры, в актовом зале в школе стоял расписной столик. Только он был разрисован золотой краской, а здесь была серебряная, но все равно красиво. Мальчишки уже закончили с оградой и валялись на траве между могилами. Наконец, последние завитки соединились ровно по середине и работа была закончена. Оля с Викой любовались, подходили то ближе, то дальше, и каждая надеялась, что их похвалят за выдумку и старание, и может даже наградят грамотами.
— Мальчишки, вам нравится?
— Ничего так получилось. А вам не влетит?
— За что?
— Всю краску израсходовали. Пушкин то наверное рассчитывал, что на следующий год хватит.
— Ерунда, за то наша могила теперь самая красивая, как и должно быть у заслуженного учителя. Где бы руки помыть?
— Это не отмывается водой, растворитель нужен. У моего отца в гараже есть.
— А давай сходим в гараж, меня дома убьют.
— Так отец только вечером придет, у него же субботник.
— Хотя бы вытереть чем… А пошли в овраг, там, где свалка, может тряпку какую найдем.
Мальчишки испачкались не меньше девочек, хотя красили кистью. В овраге нашли ленты от венка и еще какую-то тряпку, испачканную такой же краской. Стали тереть, толку мало. Вдруг услышали крик, очень знакомый и не суливший ничего хорошего. Интуитивно присели, хотя в овраге их и так было не заметно. Орал Пушкин, дико орал, матом, не стесняясь, и среди этих слов были «долбанные дети», «пионеры сраные» и «руки повыдергаю». Решились выйти только тогда, когда все смолкло.
— Вот, а вы говорили, что на кладбище орать нельзя, — хихикнул Женька.
— А чё это он так?
— Наверное, краску жалко. Ладно, мы в понедельник вожатой все объясним. Неужели банка краски это важнее, чем память об учителе.
— Слушайте, а может им ваши рисунки не понравились?
— Ты что?! – хором протянули девчонки.
Лопаты и граблей не было, унес завхоз, банка была отброшена к забору. Пролетая, она разбрызгала серебристые остатки на стволы деревьев и чужие памятники. Ребята еще немного посидели на траве, чтобы не встретить на остановке разгневанного Пушкина, и поплелись к автобусу. Вике страшно хотелось есть. И тут, кстати, Валерка протянул на ладони конфеты:
— Хотите?
Девчонки с радостью схватили, и тут же запихали в рот. Вкус показался какой-то странный, и конфеты были жесткие, наверное долго лежали в магазине. Но на голодный желудок было очень даже не плохо. Вика только удивилась, что они конфеты отдали им, а не съели сами. И тут её пронзила догадка, такая, что сладкий комок застрял в горле:
— Это что, с могилы?
Пацаны заржали. Вика вспомнила, что на детской могилке лежали точно такие конфеты.
Она принялась сплевывать, и даже закашлялась. Ольга же проглотила, правда с трудом, а потом проговорила:
— Ну, и что, что с могилы. Их специально родственники кладут, чтобы люди съели и помянули покойника, мне бабушка рассказывала.
Вике все равно было противно, и даже чуть не вырвало, но подошел автобус. Тот самый, на котором они приехали. Кондукторша заорала опять, и теперь уже было понятно, что ни за что не пустит: «Вы мне своими грязными лапами все сиденья повыпачкаете!». Автобус уехал, и ребята пошли пешком. Оказалось, что идти не очень далеко, и по дороге проходили мимо гаражей, и там оказался добрый дядька, который капался в своей машине и помог оттереть ребятам руки.
— Что, покраской занимались?
— Да.
— А что это вы серебрянкой красили, парты что ли? – хохотнул дядька.
— Не, у нас субботник на кладбище был.
— Во дела, в наше время такого не было!
Руки почти оттерлись, осталась грязь под ногтями. Вика подумала, что ругать её никто не будет – субботник все же. Какая работа обойдется без испачканных рук и одежды? А у неё и то, и другое соответствовало – значит, потрудилась на славу!
