Человек двора

Валерка — человек двора. Дома он почти не бывает. Дом — это нудные домашние задания, которые после третьего класса он почти перестал делать, вечно грустная мать, вечно болеющая бабушка, хмурый, слова лишнего не скажет, отец. В доме у Валерки нет своей комнаты, как, предположим, у школьного приятеля Антона, и даже стола своего нет: так, маленькая тумбочка, в которую свалено все, что надо для школы. А уроки Валерка учит за круглым столом, покрытым плюшевой, мягкой скатертью. Ему лень снимать скатерть, и от нажима ручка рвет бумагу. Учителя ругаются, а он все равно пишет на скатерти — вспоминает об этом только тогда, когда дело сделано. Мама уроки не проверяет, а Валерка врет, что почти ничего не задано. Вообще считается, что семья у Валерки благополучная. Отец почти не пьет, работает много, деньги домой приносит, маму не бьет, и Валерка никогда не слышал, чтобы они ругались. Вот только скучно у них дома. Поэтому Валерка все свое свободное время проводит во дворе.

Поначалу, когда он был маленький, двор пугал: здесь вечно кто-то дрался, у кого-то что-то воровали, по ночам парни орали под гитару, и на скамейке под тополем обязательно спал пьяный. Валерка думал даже, что он умер, но пьяный исчезал и потом опять появлялся. Позже, когда Валерка стал ходить в школу и сам гулять во дворе, узнал, что пьяный — Гришкин отец, и работает он грузчиком в универсаме, но после работы напивается и боится идти домой. Вот и спит во дворе. А поздно вечером тетя Нина — Гришкина мама, затаскивает его домой. Зимой отец куда-то пропадает, а ранней весной опять появляется. Гришка — главный во дворе. Он самый высокий, учится в ПТУ и у него выбит зуб. Еще есть Влад, Гришкин кореш. Они с Гришкой совсем не похожи: Влад маленький, очкастый и почти отличник. У Влада мама работает на рынке начальником, а отец — в ГАИ, поэтому живут они богато. Вот Влад и подмазался к Гришке: таскает ему семечки, сигареты покупает, а за это Гришка его защищает от местной шпаны и сам не бьет. И к тому же Влад очень умный, и Гришка его за это ценит. Еще есть несколько пацанов, которые входят в Гришкину компанию. А вообще, все пацаны во дворе делятся на «дворовых» и «домашних». «Дворовые» не любят и бьют «домашних», а те, в свою очередь, боятся и стремятся во дворе по одиночке не появляться. Валерка, пока ходил в садик, был домашним, но однажды его поймали Гришкины приятели, окружили и стали толкать по кругу. Обычно после этого начинали бить. А Валерка вдруг разозлился и как стал орать благим матом и кулаками лупить на право и на лево. С ним случались такие истерики — не от большой храбрости, а, что называется, «крышу сносило». Вот тут-то Гришка и схватил его за шкирку, как котенка и насмешливо процедил: «Смелый сучонок!». Это было посвящением — больше Валерку никто не пытался бить. Так он был принят в дворовую компанию.

Для своих сборищ пацаны оккупировали беседку без скамеек, но со столом и сидели прямо на этом столе, или на узких бортиках – в зависимости от статуса. Вот Валерка одно время вообще стоял, прислонившись спиной к стенке, а потом ему разрешили сесть на бортик. Играли в карты, курили, что-то рассказывали — больше мата, чем смысла. Когда становилось совсем скучно, Гришка смачно сплевывал сквозь дырку между зубами, хлопал Влада по плечу и спрашивал:

— Ну, что, дружище, чем бы нам заняться?

Влад был ответственным за местные «затеи». Предлагалось обычно устроить облаву на «домашних» или пойти на Деревенскую улицу воровать, что выросло: зеленых, кислых яблок, или смородины — в зависимости от сезона, или что-нибудь поджечь. К поджиганию у Гришки была страсть. Сколько раз «палил» его участковый за сожженные почтовые ящики и обгорелые двери, костры под окнами и «зажигалки», брошенные на балкон- все без толку. Однажды они подпалили будку дворника, и она вспыхнула, как свеча. Все содержимое — метлы, лопаты, шланг для поливания — сгорели в считанные минуты. Приезжали пожарные, смотрели, как горит, дождались окончания и уехали. После этого случая Гришку забрали в милицию. Выяснилось, что сам Гришка только наблюдал за поджогом, а делали все другие пацаны, в частности Влад, и дело замяли. Участковый подбил Гришке глаз и отпустил под «честное слово». С тех пор поджигание перенесли на пустырь, но жгли чаще всего то, что тянули со двора: запасное колесо с машины Шульца- зубного врача из 10 квартиры, резиновые половички, детскую скамейку (вырыли ночью с площадки и утащили). Однажды сожгли новенький велосипед Нины Марковой- девочки, которая училась с Валеркой в одном классе. Велик украл из подъезда Вадик и прикатил к беседке. Валерке сразу стала понятна судьба велосипеда, было жалко ужасно — и такой красивый велосипед, и Нину. К Нине Валерка относился очень хорошо: она не вредничала, часто давала списывать, да и в школу им было по пути. Недавно Нина рассказала, что на день рождения папа купит ей велосипед, и сразу же предложила: «Когда захочешь — приходи, я дам покататься». Валерка надеялся, что пацаны накатаются и бросят велосипед где-нибудь, а он потом в тайне от них, привезет велик к подъезду Нины. Кататься он отказался, бежал сзади и с ужасом наблюдал, как трещит и гнется под взрослыми пацанами девчоночий маленький велосипед, как нещадно пинают и бросают они его, облупливается новенькая краска, остаются царапины на никилерованном руле. Он очень надеялся, но чуда не произошло. Коронная Гришкина фраза: «Сожжем буржуя!» означала, что велику пришел конец. Валерка сказал, что ему пора домой и убежал — он не мог вынести картину сжигания Нининого велосипеда. По пути домой Валерка не выдержал и расплакался. Если бы его слезы видели пацаны, то его бы просто извели. Слабости не прощались ни в каком виде. Нельзя было заступаться за избиваемых, отказываться от «дела», рассказывать что-либо взрослым, возвращать украденное. Несколько дней Валерка ни выходил во двор — не хотел встречаться с пацанами, но больше всего боялся увидеть Нину. От матери узнал, что велосипед искали несколько дней, а потом Нинин отец нашел его на пустыре весь обгорелый, не узнать. Мать тихо причитала: «Что за ироды, все им надо сломать, испортить…» А Валерке было стыдно. Наверное, первый раз по настоящему. Когда его ругали и стыдили за что-то, он только молчал и злился. А вот сейчас мучался от непривычного, ноющего чувства и от невозможности что-то исправить. Нину он так и не увидел – она с родителями уехала на дачу, и Валерка опять вернулся во двор. Друзьям сказал, что болел.

В августе, перед самой школой, в Валеркин дом переехала новая семья. В начале все подумали, что это бабушка, дед и их внук, но потом оказалось, что мальчишка лет восьми-девяти, это их сын. Грузная, седая мать водила всегда за руку такого же толстого, неуклюжего мальчика с дебильным выражением лица. От бабулек на скамейке Валерка услышал, что пацан — даун, в школу не ходит, разговаривать почти не умеет, да и вообще с головой у него не все в порядке. Мальчишка сразу стал мишенью для насмешек у дворовых. Он постоянно торчал на балконе, а пацаны собирались внизу и кричали:

— Дебил, спускайся вниз, погуляем!

— Дурачок, откуда у тебя такие шортики?

— И как они на твою жопу налезли?

— Должно быть, у вас с мамочкой один размер!

Мальчишка, кажется, ничего не понимал, он по-детски махал пухлыми ручками и улыбался ртом с редкими, кривыми зубами. При этом его глаза превращались в узкие, черные щелочки. За это пацаны прозвали его «Китайцем». На балкон выходил отец, лысый, маленький человек, и тихо говорил: «Мальчики, как вам не стыдно — он же болен…» И уводил мальчишку с балкона. Но погода стояла жаркая, балкон был всегда открыт, и Китаец вскоре появлялся снова.

После истории с велосипедом Валерка стал осторожничать, стремился улизнуть до того, как Вадик придумает какое-нибудь новое «дело». За это себя презирал, считал трусом и клялся сам себе, что сам придумает что-нибудь такое, после чего пацаны будут считать его настоящим мужиком. Валерка готовился украсть что-то, ну, или сломать. Бить «домашних» или мучить животных Валерка был еще не готов.

— Китаец во дворе! — в беседку вбежал Степка-костыль.

— Че, один что ли?

— Да, мамашка его в песочнице оставила, а сама в магазин пошлепала. Тетку Нюрку просила присмотреть, а та цветы сажает и на Китайца внимания не обращает.

— Пацаны, помчали Китайца мочить!

— У Валерки шевельнулся внутри противный, трусливый страшок, захотелось отстать и спрятаться куда-нибудь, но не понятно почему, он, как зараженный помчался вместе со всеми, кричал на ходу: «Мочи Китайца!», стремился бежать быстрее. Они мчались через двор: Валерка рядом с Гришкой, а сзади Костыль, Вадик, Ерема, Серый — всего человек десять. Перед детской площадкой Гришка резко остановился, расставил руки в стороны, затормозив других, и совсем тихо произнес:

— Мы его выкрадем и в подвал.

Тетя Нюра, местная дворничиха, возилась на клумбе спиной к песочнице, а мальчишка сидел на бортике и вяло ковырял песок лопаткой. Валерка увидел его толстую, обтянутую голубой майкой спишу, детскую, белую панамку на голове и ему вдруг захотелось врезать как следует по этой спине, сорвать противную панамку и втоптать ее в песок. Первый раз Валерке захотелось бить. Но Гришка знаками показал, чтобы подходили очень тихо, чтобы не спугнуть. Валерка схватил Китайца под правую руку, Ерема под левую, Гришка зажал рот пацану рукой, и они гурьбой поволокли тяжелое, не сопротивляющееся тело в проем подвала. Валерка видел, как с ноги у мальчишки упал сандаль, и видел, как безжизненно волочились ноги по ступенькам. Дотащили быстро и без хлопот. Гришка встряхнул Китайца, как куклу и поставил к стене. Мальчишка молчал и не думал сопротивляться. Он втянул голову в плечи, встал к пацанам боком и выставил вперед согнутую руку, как будто приготовился боксировать. Было видно, что он дрожит, как-то неестественно, как замерзший пес.

— Ой, посмотрите, да он боксер!

— Приготовься, Китаец, мы тебя сейчас будем убивать!

Валерка опять почувствовал приступ страха, аж похолодел весь. Попробовал сказать как можно спокойнее и насмешливее:

— Да че его убивать, он и так со страха обосрался! Пойдемте, братва, отсюда…

Но его никто не услышал. Все кричали, свистели и ждали приказа Гришки. А у Валерки началась паника: ему захотелось просто убежать, чтобы не видеть то, что сейчас произойдет. Это было невыносимо и ужасно, до боли стало жалко этого дрожащего, больного мальчишку. Казалось, что его страх — животный, безумный страх, проник в Валерку, и у стены подвала стоял не испуганный дауненок, а он сам. А Гришка тем временем зачерпнул из стоячей, подвальной лужи жидкую грязь и очень точно направил в лицо мальчишке. Тот издал какой-то пищащий, птичий звук и закрыл лицо руками. Комья грязи полетели градом. Жижа растекалась по голым ногам, рукам, оставалась жирными пятнами на голубой майке. Внезапно мальчишка опустил руку, его лицо исказила гримаса ужаса, черные, раскосые глаза бегали бешено из стороны в сторону. Валерка увидел, что по ногам мальчишки струйками потекла моча.

— Бей ссыкуна!

Казалось, только этого момента они ждали.

— Нееет!!! Неееееет!!!! — Валерка не узнал своего голоса: Сволочи! Гады!!!!

Он визжал и резал кулаками воздух.

— Ты че, припадошный?

— Сволочи, оставьте его! Пошли отсюда вон, гады!

Валерка ни о чем не думал, он был в ярости, он был готов бить, царапаться, кусаться, но все расступились и стояли в молчаливом недоумении. Валерка подскочил к Гришке, но был отброшен мощным ударом. Улетел на пол, прямо под ноги к дауну, и опять вскочил. Внезапно в подвале зажегся свет. Пацаны рванули в рассыпную. Валерка увидел тетю Нюру и толстую тетку — мать Китайца. Она проворно подскочила к сыну, обхватила его пухлыми руками, прижала к себе:

— Все, все золотко, мама с тобою, ничего страшного больше не случится.

И запричитала, заплакала, а мальчишка стоял по-прежнему неподвижно, как кукла.

Это произошло тридцать лет тому назад. Валерий Иванович — владелец небольшой фабрики. Удачливый, работящий бизнесмен, муж и отец двух пацанов.

Все в его жизни хорошо, только вот замечает он за собой одну странность: избегает Валерий Иванович попадать в толпу — не ходит на стадионы, концерты, избегает общественного транспорта. Когда мы с ним докопались до корней проблемы, он был явно удивлен. А потом стал рассуждать, что если бы ни этот случай, неизвестно как бы сложилась его судьба. Его бывшие приятели по двору — кто спился, кто сел в тюрьму, а кого уж нет на этом свете. А эта история про больного мальчика до сих пор вызывает у него слезы. Наверное, это называется «совесть».